2. Вопрос об аскетических практиках

2."Bhante nāgasena, sabbeva bodhisattā dukkarakārikaṃ karonti, udāhu gotameneva bodhisattena dukkarakārikā katā"ti?

‘Venerable Nāgasena, did all the Bodisats go through a period of penance, or only Gotama?’

Почтенный Нагасена, все ли бодхисаттвы свершают претрудный труд, или же только бодхисаттва Готама свершил претрудный труд?

"Natthi, mahārāja, sabbesaṃ bodhisattānaṃ dukkarakārikā, gotameneva bodhisattena dukkarakārikā katā"ti.

‘Not all, O king, but Gotama did.’

– Не все бодхисаттвы, государь, берут на себя претрудный труд; лишь бодхисаттва Готама свершил претрудный труд.

"Bhante nāgasena, yadi evaṃ ayuttaṃ, yaṃ bodhisattānaṃ bodhisattehi vemattatā hotī"ti.

‘Venerable Nāgasena, if that be so, it is not right that there should be a difference between Bodisat and Bodisat.’

– Почтенный Нагасена, если это так, то возникает отличие одних бодхисаттв от других, а этого не должно быть.

"Catūhi, mahārāja, ṭhānehi bodhisattānaṃ bodhisattehi vemattatā hoti.

‘There are four matters, O king, in which there is such difference.

– Бодхисаттвы могут отличаться друг от друга в четырех отношениях, государь,

Katamehi catūhi?

And what are the four?

а именно

Kulavemattatā padhānavemattatā [addhānavemattatā (sī. syā. pī.)] āyuvemattatā pamāṇavemattatāti.

There is a difference as to the kind of family (in which they are born), there is a difference as to their place in the period (which has elapsed since the succession of Buddhas began), there is a difference as to the length of their individual lives, there is a difference as to their individual size.

отличаться родом, отличаться временем, отличаться сроком жизни, отличаться мерой751.

Imehi kho, mahārāja, catūhi ṭhānehi bodhisattānaṃ bodhisattehi vemattatā hoti.

In these four respects, O king, there is a difference between Bodisat and Bodisat.

Вот в этих четырех отношениях, государь, бодхисаттвы могут отличаться один от другого.

Sabbesampi, mahārāja, buddhānaṃ rūpe sīle samādhimhi paññāya vimuttiyā vimuttiñāṇadassane catuvesārajje dasatathāgatabale chaasādhāraṇañāṇe cuddasabuddhañāṇe aṭṭhārasabuddhadhamme kevale ca buddhaguṇe [buddhadhamme (sī. pī.)] natthi vemattatā, sabbepi buddhā buddhadhammehi samasamā"ti.

But there is no difference between any of the Buddhas, who are alike in bodily beauty, in goodness of character, in power of contemplation and of reasoning, in emancipation, in the insight arising from the knowledge of emancipation, in The four bases of confidence, in the ten powers of a Tathāgata, in the sixfold special knowledge, in the fourteenfold knowledge of Buddha, in the eighteen characteristics of a Buddha —in a word, in all the qualities of a Buddha. For all the Buddhas are exactly alike in all the Buddha-qualities.’

Однако, государь, все просветленные ни обликом752, ни нравственностью, ни сосредоточением, ни мудростью, ни свободой, ни знанием-видением свободы, ни четырьмя уверенностями, ни десятью силами татхагаты, ни шестью необыденными знаниями, ни четырнадцатью присущими просветленным знаниями, ни восемнадцатью дхармами просветленных753 друг от друга не отличаются; в том, что касается дхарм, присущих просветленным, все они друг другу тождественны.

"Yadi, bhante nāgasena, sabbepi buddhā buddhadhammehi samasamā, kena kāraṇena gotameneva bodhisattena dukkarakārikā katā"ti?

‘But if, Nāgasena, that be so, what is the reason that it was only the Gotama Bodisat who carried out the penance?’

– Почтенный Нагасена! Если в том, что касается дхарм, присущих просветленным, все они друг другу тождественны, то почему лишь бодхисаттва Готама свершил претрудный труд?

"Aparipakke, mahārāja, ñāṇe aparipakkāya bodhiyā gotamo bodhisatto nekkhammamabhinikkhanto aparipakkaṃ ñāṇaṃ paripācayamānena dukkarakārikā katā"ti.

‘Gotama the Bodisat had gone forth from the world, O king, when his knowledge was immature, and his wisdom was immature. And it was when he was bringing that immature knowledge to maturity that he carried out the penance.’

– Когда бодхисаттва свершал свой исход из мира, его знание, его просветление не были еще зрелыми, государь. Претрудный труд он взял на себя для того, чтобы дать созреть незрелому еще знанию.

"Bhante nāgasena, kena kāraṇena bodhisatto aparipakke ñāṇe aparipakkāya bodhiyā mahābhinikkhamanaṃ nikkhanto, nanu nāma ñāṇaṃ paripācetvā paripakke ñāṇe nikkhamitabba"nti?

‘Why then, Nāgasena, was it that he thus went forth with knowledge and with wisdom immatured? Why did he not first mature his knowledge, and then, with his knowledge matured, renounce the world?’

– Почтенный Нагасена! Почему бодхисаттва свершил свой исход из мира, когда его знание, его просветление не были еще зрелыми? Разве не следует дать знанию сначала созреть и уже потом, при зрелом знании, свершать исход?

"Bodhisatto, mahārāja, viparītaṃ itthāgāraṃ disvā vippaṭisārī ahosi, tassa vippaṭisārissa arati uppajji, araticittaṃ uppannaṃ disvā aññataro mārakāyiko devaputto 'ayaṃ kho kālo araticittassa vinodanāyā'ti vehāse ṭhatvā idaṃ vacanamabravi –

‘When the Bodisat, O king, saw the women of his harem all in disorder, then did he become disgusted, and in him thus disgusted discontent sprang up. And on perceiving that his heart was filled with discontent, a certain god of those that wait on Death (Māra) thought: “This now is the time to dispel that discontent of his heart,” and standing in the air he gave utterance to these words:

– Бодхисаттва увидел тогда, государь, как безобразны спящие женщины в женской половине его дворца754, и почувствовал раскаяние, а от этого раскаяния он стал томиться. Заметив, что он томится, некий небожитель из сонма Мары решил: «Непременно нужно отвлечь его от томления!» Он появился из воздуха перед бодхисаттвой и сказал:

"Mārisa, mā kho tvaṃ ukkaṇṭhito ahosi, ito te sattame divase dibbaṃ cakkaratanaṃ pātubhavissati sahassāraṃ sanemikaṃ sanābhikaṃ sabbākāraparipūraṃ, pathavigatāni ca te ratanāni ākāsaṭṭhāni ca sayameva upagacchissanti, dvisahassaparittadīpaparivāresu catūsu mahādīpesu ekamukhena āṇā pavattissati, parosahassañca te puttā bhavissanti sūrā vīraṅgarūpā parasenappamaddanā, tehi puttehi parikiṇṇo sattaratanasamannāgato catuddīpamanusāsissasī'ti.

“O honourable one! O fortunate one! Be not thou distressed. On the seventh day from this the heavenly treasure of the Wheel shall appear to thee, with its thousand spokes, its tire, and its nave, complete and perfect; and the other treasures, those that walk on earth and those that travel through the sky, shall come to thee of their own accord; and the words of command of thy mouth shall bear sway over the four great continents and the two thousand dependent isles; and thou shalt have above a thousand sons, heroes mighty in strength to the crushing out of the armies of the foe; and with those sons surrounding thee thou, master of the Seven Treasures, shalt rule the world!

«Друг, достойный друг! Стряхни с себя эту тоску! Через семь дней явится тебе драгоценное чудесное колесо о тысяче спиц, со ступицей, с ободом, во всех своих частях совершенное; сокровища, что таятся в земле, и те, что пребывают в пространстве, придут к тебе сами собою. Власть твоя распространится на все четыре материка вместе с двумя тысячами окружающих их островов; а еще родится у тебя больше тысячи сыновей, витязей могучего телосложения, истребителей вражеских войск. В окружении своих сыновей, обладая семью сокровищами, будешь ты править всеми четырьмя материками».

"Yathā nāma divasasantattaṃ ayosūlaṃ sabbattha upaḍahantaṃ kaṇṇasotaṃ paviseyya, evameva kho, mahārāja, bodhisattassa taṃ vacanaṃ kaṇṇasotaṃ pavisittha, iti so pakatiyāva ukkaṇṭhito tassā devatāya vacanena bhiyyosomattāya ubbijji saṃvijji saṃvegamāpajji.

” But even as if a bar of iron, heated the livelong day and glowing throughout, had entered the orifice of his ear, so was it that those words, O king, entered the ear of the Bodisat. And to the natural distress he already felt there was added, by that utterance of the god, a further emotion, anxiety, and fear.

И будто железная спица, добела раскаленная, огнем во все стороны пышущая, в уши ему вонзилась, вот так же, государь, и речи эти в уши бодхисаттвы вонзились. И прежде них уже тосковал он, а услыхав речи того духа, он пуще прежнего задрожал, сотрясся, содрогнулся.

"Yathā pana, mahārāja, mahatimahāaggikkhandho jalamāno aññena kaṭṭhena upaḍahito bhiyyosomattāya jaleyya, evameva kho, mahārāja, bodhisatto pakatiyāva ukkaṇṭhito tassā devatāya vacanena bhiyyosomattāya ubbijji saṃvijji saṃvegamāpajji.

just as a mighty fiery furnace, were fresh fuel thrown on it, would the more furiously burn—

Или словно, государь, горел жаркий, огромный костер – подбросили в него дров, и разгорелся он пуще прежнего – вот точно так же, государь, бодхисаттва и прежде уже тосковал, а услыхав речи того духа, он пуще прежнего задрожал, сотрясся, содрогнулся.

"Yathā vā pana, mahārāja, mahāpathavī pakatitintā nibbattaharitasaddalā āsittodakā cikkhallajātā punadeva mahāmeghe abhivuṭṭhe bhiyyosomattāya cikkhallatarā assa, evameva kho, mahārāja, bodhisatto pakatiyāva ukkaṇṭhito tassā devatāya vacanena bhiyyosomattāya ubbijji saṃvijji saṃvegamāpajjī"ti.

just as the broad earth, by nature moist, and already swampy through the water dripping on it from the vegetation and the grass that have arisen on it, would become more muddy still when a great rain cloud had poured out rain upon it—so to the distress that he already felt there was added, by that utterance of the god, a further emotion, anxiety, and fear.’

Или словно, государь, на землю, и прежде уже влажную, покрытую свежей зеленой травой, напитавшуюся водой, скользкую от влаги, вновь пролился ливень из тучи, и стала она скользкой пуще прежнего, вот точно так же, государь, бодхисаттва и прежде уже тосковал, а услыхав речи того духа, он пуще прежнего задрожал, сотрясся, содрогнулся.

"Api nu kho, bhante nāgasena, bodhisattassa yadi sattame divase dibbaṃ cakkaratanaṃ nibbatteyya, paṭinivatteyya bodhisatto dibbe cakkaratane nibbatte"ti?

‘But tell me, Nāgasena, if the heavenly Wheel-treasure had, on the seventh day, appeared to the Bodisat, would he, the Wheel having appeared, have been turned back from his purpose?’

– Почтенный Нагасена, а если бы действительно явилось на седьмой день драгоценное чудесное колесо? Не повернул ли бы бодхисаттва вспять, если бы увидел это драгоценное чудесное колесо?

"Na hi, mahārāja, sattame divase bodhisattassa dibbaṃ cakkaratanaṃ nibbatteyya, api ca palobhanatthāya tāya devatāya musā bhaṇitaṃ, yadipi, mahārāja, sattame divase dibbaṃ cakkaratanaṃ nibbatteyya, bodhisatto na nivatteyya.

‘No Wheel-treasure appeared, O king, on the seventh day to the Bodisat. For rather that was a lie that was told by that god with the object of tempting him. And even had it appeared, yet would not the Bodisat have turned aside.

– Да не явилось бы, государь, на седьмой день никакое драгоценное чудесное колесо. Тот дух солгал: он лишь искушал бодхисаттву. А если бы и явилось, государь, на седьмой день драгоценное чудесное колесо, бодхисаттва не повернул бы вспять.

Kiṃ kāraṇaṃ?

And why not?

'Anicca'nti, mahārāja, bodhisatto daḷhaṃ aggahesi, 'dukkhaṃ anattā'ti daḷhaṃ aggahesi, upādānakkhayaṃ patto.

Because the Bodisat, O king, had firmly grasped (the facts of) the impermanence (of all things, of) the suffering (inherent in existence as an individual, of) the absence of a soul (in any being made up of the five Skandhas), and had thus arrived at the destruction of the attachment (to individuality which arises from lust, or from heresy, or from dependence upon outward acts, or from delusions as to the possession of a permanent soul).

Ибо, государь, крепко держался бодхисаттва за мысль: «Это невечно», крепко держался за мысль: «Это тяжко», крепко держался за мысль: «Это без самости», и привязанность в нем пришла уже к концу.

"Yathā, mahārāja, anotattadahato udakaṃ gaṅgaṃ nadiṃ pavisati, gaṅgāya nadiyā mahāsamuddaṃ pavisati, mahāsamuddato pātālamukhaṃ pavisati, api nu, mahārāja, taṃ udakaṃ pātālamukhagataṃ paṭinivattitvā mahāsamuddaṃ paviseyya, mahāsamuddato gaṅgaṃ nadiṃ paviseyya, gaṅgāya nadiyā puna anotattaṃ paviseyyā"ti?

The water, O king, which flows into the river Ganges from the Anottata lake, and from the Ganges river into the great ocean, and from the great ocean into the openings into the regions under the earth —would that water, after it had once entered that opening, turn back and flow again into the great ocean, and from the great ocean into the Ganges river, and from the Ganges river into the Anottata lake?’

Скажем, государь, из озера Приснохладного755 вода течет в Гангу-реку, из Ганги-реки течет в великий океан, из великого океана вливается в жерло Бездны756. Так что же, государь, разве может вода, влившаяся в жерло Бездны, повернуть вспять и потечь в великий океан, из великого океана потечь в Гангу-реку, из Ганги-реки влиться обратно в озеро Приснохладное?

"Na hi, bhante"ti.

‘Certainly not, Sir.’

– Нет, почтенный.

"Evameva kho, mahārāja, bodhisattena kappānaṃ satasahassaṃ caturo ca asaṅkhyeyye kusalaṃ paripācitaṃ imassa bhavassa kāraṇā, soyaṃ antimabhavo anuppatto paripakkaṃ bodhiñāṇaṃ chahi vassehi buddho bhavissati sabbaññū loke aggapuggalo, api nu kho, mahārāja, bodhisatto cakkaratanakāraṇā [cakkaratanassa kāraṇā (sī. syā. pī.)] paṭinivatteyyā"ti [parinivatteyyāti (sī. pī. ka.)] ?

‘In the same way, O king, it was for the sake of that last existence of his that the Bodisat had matured merit through the immeasurable aeons of the past. He had now reached that last birth, the knowledge of the Buddhas had grown mature in him, in six years he would become a Buddha, all-knowing, the highest being in the world. Would then the Bodisat, for the sake of the Wheel-treasure, turn back?’

– Вот точно так же, государь, и бодхисаттва четыре несметности кальп и ещё сто тысяч кальп шел к зрелости благих дхарм; и вот настала его последняя жизнь, знание его созрело для просветления, через шесть лет ему предстоит стать просветленным, всеведущим, величайшей в мире личностью. Неужели, государь, бодхисаттва повернул бы вспять из-за драгоценного колеса?

"Na hi, bhante"ti.

‘Certainly not, Sir.’

– Нет, почтенный.

"Api ca, mahārāja, mahāpathavī parivatteyya sakānanā sapabbatā, natveva bodhisatto paṭinivatteyya apatvā sammāsambodhiṃ.

‘No! Though the great earth, O king, with all its peaks and mountain ranges, should turn back, yet the Bodisat would not before he had attained to Buddhahood.

– Скорее, государь, вся твердь земная вверх дном станет со всеми горами и рощами, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления.

Āroheyyapi ce, mahārāja, gaṅgāya udakaṃ paṭisotaṃ, natveva bodhisatto paṭinivatteyya apatvā sammāsambodhiṃ; visusseyyapi ce, mahārāja, mahāsamuddo aparimitajaladharo gopade udakaṃ viya, natveva bodhisatto paṭinivatteyya apatvā sammāsambodhiṃ; phaleyyapi ce, mahārāja, sinerupabbatarājā satadhā vā sahassadhā vā, natveva bodhisatto paṭinivatteyya apatvā sammāsambodhiṃ; pateyyumpi ce, mahārāja, candimasūriyā satārakā leḍḍu viya chamāyaṃ, natveva bodhisatto paṭinivatteyya apatvā sammāsambodhiṃ; saṃvatteyyapi ce, mahārāja, ākāso kilañjamiva, natveva bodhisatto paṭinivatteyya apatvā sammāsambodhiṃ.

Though the water of the Ganges should flow backwards up the stream, yet the Bodisat would not turn back before he had attained to Buddhahood. Though the mighty ocean with its immeasurable waters should dry up like the water in the footprint of a cow, yet would not the Bodisat turn back before he had attained to Buddhahood. Though Sineru, the king of the mountains, should split up into a hundred or a thousand fragments, yet would not the Bodisat turn back before he had attained to Buddhahood. Though the moon and sun with all the stars should fall, like a clod, upon the ground, yet would not the Bodisat turn back before he had attained to Buddhahood. Though the expanse of heaven should be rolled up like a mat, yet would not the Bodisat turn back before he had attained to Buddhahood!

Скорее, государь, вода в Ганге потечет от устья к истокам, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, великий океан, безграничное вместилище вод, пересохнет, как водица в коровьем следу, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, Меру, царя среди гор, разорвет на сто и на тысячу частей, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, солнце, луна и созвездия наземь посыплются, словно комья глины, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, пространство свернется, словно циновка, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления.

Kiṃ kāraṇā?

And why not?

Padālitattā sabbabandhanāna"nti.

Because he had torn asunder every bond.’

Ведь он разорвал все цепи – вот почему это так.

"Bhante nāgasena, kati loke bandhanānī"ti?

‘Venerable Nāgasena, how many bonds are there in the world?’

– Почтенный Нагасена, какие существуют в мире цепи?

"Dasa kho panimāni, mahārāja, loke bandhanāni, yehi bandhanehi baddhā sattā na nikkhamanti, nikkhamitvāpi paṭinivattanti.

‘There are these ten bonds in the world, O king, bound by which men renounce not the world, or turn back again to it.

– В мире есть десять цепей, государь. Те, кто скован этими цепями, не свершают исхода, а свершив его, возвращаются вспять.

Katamāni dasa?

And what are the ten?

Mātā, mahārāja, loke bandhanaṃ, pitā, mahārāja, loke bandhanaṃ, bhariyā, mahārāja, loke bandhanaṃ, puttā, mahārāja, loke bandhanaṃ, ñātī, mahārāja, loke bandhanaṃ, mittaṃ, mahārāja, loke bandhanaṃ, dhanaṃ, mahārāja, loke bandhanaṃ, lābhasakkāro, mahārāja, loke bandhanaṃ, issariyaṃ, mahārāja, loke bandhanaṃ, pañca kāmaguṇā, mahārāja, loke bandhanaṃ, imāni kho mahārāja dasa loke bandhanāni, yehi bandhanehi baddhā sattā na nikkhamanti, nikkhamitvāpi paṭinivattanti, tāni dasa bandhanāni bodhisattassa chinnāni padālitāni, tasmā, mahārāja, bodhisatto na paṭinivattatī"ti.

A mother, O king, is often a bond, and a father, and a wife, and children, and relations, and friends, and wealth, and easy income, and sovranty, and the five pleasures of sense. These are the ten bonds common in the world, bonds bound by which men renounce not the world or turn back to it. And all these bonds had the Bodisat, O king, burst through. And therefore could he not, O king, turn back.’

Цепи эти таковы: мать есть цепь в этом мире, государь; отец есть цепь в этом мире, государь; жена есть цепь в этом мире, государь; дети есть цепь в этом мире, государь; родственники есть цепь в этом мире, государь; друзья есть цепь в этом мире, государь; богатство есть цепь в этом мире, государь; успех есть цепь в этом мире, государь; власть есть цепь в этом мире, государь; пять утех757 есть цепь в этом мире, государь. Таковы, государь, десять цепей в этом мире. Те, кто скован этими цепями, не свершают исхода, а свершив его, возвращаются вспять. И все эти десять цепей бодхисаттва разбил, прорвал, разорвал. Поэтому, государь, бодхисаттва не повернул вспять.

"Bhante nāgasena, yadi bodhisatto uppanne araticitte devatāya vacanena aparipakke ñāṇe aparipakkāya bodhiyā nekkhammamabhinikkhanto, kiṃ tassa dukkarakārikāya katāya, nanu nāma sabbabhakkhena bhavitabbaṃ ñāṇaparipākaṃ āgamayamānenā"ti?

‘Venerable Nāgasena, if the Bodisat, on discontent arising in his heart at the words of the god, though his knowledge (of the four Truths) was yet imperfect, and his insight of a Buddha not mature, did nevertheless go forth into renunciation of the world, of what advantage was penance to him then? Ought he not rather, awaiting the maturity of his knowledge, to have lived in the enjoyment of all (suitable) foods?’

– Почтенный Нагасена! Если бодхисаттва свершил свой исход из мира из-за того, что услышал в своем томлении слова духа, и его знание, его просветление не были еще зрелыми, то зачем он все же взял на себя претрудный труд? Разве не следовало ему в ожидании того, что знание созреет, не морить себя голодом, а есть, как обычно?

"Dasa kho panime, mahārāja, puggalā lokasmiṃ oññātā avaññātā hīḷitā khīḷitā garahitā paribhūtā acittīkatā.

‘There are, O king, these ten sorts of individuals who are despised and contemned in the world, thought shameful, looked down upon, held blameworthy, treated with contumely, not loved.

– Десятерых в этом мире, государь, унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, хулят и ни во что не ставят.

Katame dasa?

And what are the ten?

Они таковы:

Itthī, mahārāja, vidhavā lokasmiṃ oññātā avaññātā hīḷitā khīḷitā garahitā paribhūtā acittīkatā.

A woman without a husband, O king,

вдову, государь, в этом мире унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, хулят и ни во что не ставят;

Dubbalo, mahārāja, puggalo - pe - amittañāti, mahārāja, puggalo - pe - mahagghaso, mahārāja, puggalo - pe - agarukulavāsiko, mahārāja, puggalo - pe - pāpamitto, mahārāja, puggalo - pe - dhanahīno, mahārāja, puggalo - pe - ācārahīno, mahārāja, puggalo - pe - kammahīno, mahārāja, puggalo - pe - payogahīno, mahārāja, puggalo lokasmiṃ oññāto avaññāto hīḷito khīḷito garahito paribhūto acittīkato.

and a weak creature, and one without friends or relatives, and a glutton, and one dwelling in a disreputable family, and the friend of sinners, and he whose wealth has been dissipated, and he who has no character, and he who has no occupation, and he who has no means.

бессильного человека, государь; человека, не имеющего друзей и родственников, государь; обжору, государь; живущего в презренной семье человека, государь; человека, якшающегося с грешниками, государь; неимущего человека, государь; дурно воспитанного человека, государь; человека, не знающего никакого дела, государь; неумелого человека, государь, в этом мире унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, хулят и ни во что не ставят.

Ime kho, mahārāja, dasa puggalā lokasmiṃ oññātā avaññātā hīḷitā khīḷitā garahitā paribhūtā acittīkatā.

These are the ten despised and contemned in the world, thought shameful, looked down upon, held blameworthy, treated with contumely, not loved.

Этих десятерых, государь, в мире унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, хулят и ни во что не ставят.

Imāni kho, mahārāja, dasa ṭhānāni anussaramānassa bodhisattassa evaṃ saññā uppajji 'māhaṃ kammahīno assaṃ payogahīno garahito devamanussānaṃ, yaṃnūnāhaṃ kammassāmī assaṃ kammagaru kammādhipateyyo kammasīlo kammadhorayho kammaniketavā appamatto vihareyya'nti, evaṃ kho, mahārāja, bodhisatto ñāṇaṃ paripācento dukkarakārikaṃ akāsī"ti.

It was on calling these conditions to mind, O king, that this idea occurred to the Bodisat: “Let me not incur blame among gods and men as being without occupation or without means! Let me as a master in action, held in respect by reason of action, one having the supremacy which arises from action, one whose conduct is based upon action, one who carries action (into every concern of life), one who has his dwelling in action, be constant in earnestness.” That was the spirit, O king, in which the Bodisat, when he was bringing his knowledge to maturity, undertook the practice of penance.’

Бодхисаттва хорошо помнил, государь, о десяти этих поводах для пренебрежения, и представилось это ему вот как: «Мне нельзя быть не знающим дела, нельзя не владеть средствами и навлечь на себя осуждение богов и людей. Пусть я стану мастером своего дела, господином своего дела, уважающим свое дело, преданным своему делу, впрягусь в свое дело, сживусь со своим делом и неустанно буду упражняться». Вот так, государь, стремясь к тому, чтобы знание его созрело, бодхисаттва взял на себя претрудный труд.

"Bhante nāgasena, bodhisatto dukkarakārikaṃ karonto evamāha 'na kho panāhaṃ imāya kaṭukāya dukkarakārikāya adhigacchāmi uttarimanussadhammaṃ alamariyañāṇadassanavisesaṃ, siyā nu kho añño maggo bodhāyā'ti.

‘Venerable Nāgasena, the Bodisat, when he was undergoing penance, said thus to himself: “But it is not by this penance severe that I shall reach the peculiar faculty of the insight arising from the knowledge of that which is fit and noble—that insight beyond the powers of ordinary men, May there not be now some other way to the wisdom (of Buddhahood)?”

– Почтенный Нагасена! Свершая свой претрудный труд, бодхисаттва спустя какое-то время сказал: «Нет, не этим суровым претрудным трудом добьюсь я поистине арийского превосходного знания-видения всех человеческих возможностей. Другая, должно быть, стезя приведет к просветлению»758.

Api nu tasmiṃ samaye bodhisattassa maggaṃ ārabbha satisammoso ahosī"ti?

‘Was then the Bodisat, at that time, confused in his mind about the way?’

Может быть, на бодхисаттву нашло в ту пору забвение истинной стези?

"Pañcavīsati kho panime, mahārāja, cittadubbalīkaraṇā dhammā, yehi dubbalīkataṃ cittaṃ na sammā samādhiyati āsavānaṃ khayāya.

‘There are twenty-five qualities, O king, which are causes of weakness of mind, weakened by which the mind cannot successfully be devoted to the destruction of the āsavas (the Great Evils—lust, becoming, delusion, and ignorance).

– Существует, государь, двадцать пять дхарм, ослабляющих мысль. Ослабленная этими дхармами мысль не может истинно сосредоточиться и прийти к истощению всяческой тяги.

Katame pañcavīsati?

And what are the twenty-five?

Дхармы эти таковы:

Kodho, mahārāja, cittadubbalīkaraṇo dhammo, yena dubbalīkataṃ cittaṃ na sammā samādhiyati āsavānaṃ khayāya, upanāho - pe - makkho - pe - paḷāso - pe - issā - pe - macchariyaṃ - pe - māyā - pe - sāṭheyyaṃ - pe - thambho - pe - sārambho - pe - māno - pe - atimāno - pe - mado - pe - pamādo - pe - thinamiddhaṃ - pe - tandi [nandī (pī. ka.)] - pe - ālasyaṃ - pe - pāpamittatā - pe - rūpā - pe - saddā - pe - gandhā - pe - rasā - pe - phoṭṭhabbā - pe - khudāpipāsā - pe - arati, mahārāja, cittadubbalīkaraṇo dhammo, yena dubbalīkataṃ cittaṃ na sammā samādhiyati āsavānaṃ khayāya.

Anger, O king, and enmity, and hypocrisy, and conceit, and envy, and avarice, and deceit, and treachery, and obstinacy, and perverseness, and pride, and vainglory, and the intoxication (of exalted ideas about birth or health or wealth), and negligence in (well-doing), and intellectual inertness or bodily sloth, and drowsiness, and idleness, and friendship with sinners, and forms, and sounds, and odours, and tastes, and sensations of touch, and hunger, and thirst, and discontent.

гнев есть дхарма, ослабляющая мысль, государь, ослабленная им мысль не может истинно сосредоточиться и прийти к истощению всяческой тяги; злоба, пренебрежение к другим, ревнивое соперничество, зависть, скупость, самоподача, плутовство, упрямство, заносчивость, гордость, самомнение, тщеславие, беспечность, вялость и сон, обольщение759, леность, общение с грешниками, образы, звуки, запахи, вкусы, осязаемое, голод и жажда, неудовлетворенность суть дхармы, ослабляющие мысль, государь, ослабленная ими мысль не может истинно сосредоточиться и прийти к истощению всяческой тяти.

Ime kho, mahārāja, pañcavīsati cittadubbalīkaraṇā dhammā, yehi dubbalīkataṃ cittaṃ na sammā samādhiyati āsavānaṃ khayāya.

These are the twenty-five qualities, O king, which are causes of weakness of mind, weakened by which the mind cannot successfully be devoted to the destruction of the āsavas.

Таковы, государь, эти двадцать пять дхарм, ослабляющих мысль. Ослабленная ими мысль не может истинно сосредоточиться и прийти к истощению тяги.

Bodhisattassa kho, mahārāja, khudāpipāsā [khudāpipāsā (sī. pī. ka.)] kāyaṃ pariyādiyiṃsu, kāye pariyādinne cittaṃ na sammā samādhiyati āsavānaṃ khayāya.

(And of these it was) hunger and thirst, O king, which had then seized hold of the body of the Bodisat. And his body being thus, as it were, “possessed,” his mind was not rightly devoted to the destruction of the āsavas.

У бодхисаттвы же, государь, тело было изнурено голодом и жаждой, и из-за телесного изнурения мысль не могла сосредоточиться и прийти к истощению тяги.

Satasahassaṃ, mahārāja, kappānaṃ [kappe (ka.)] caturo ca asaṅkhyeyye kappe bodhisatto catunnaṃ yeva ariyasaccānaṃ abhisamayaṃ anvesi tāsu tāsu jātīsu, kiṃ panassa pacchime bhave abhisamayajātiyaṃ maggaṃ ārabbha satisammoso hessati?

Now the Bodisat, O king, through the immeasurable aeons of the past, had followed after the perception of the Four Noble Truths through all of his successive births. Is it then possible that in his last existence, in the birth in which that perception was to arise, there should be any confusion in his mind as to the way?

Сто тысяч кальп и четыре несметности кальп, государь, бодхисаттва во всех своих существованиях стремился к одному лишь постижению четырех арийских истин; неужели у бодхисаттвы могло случиться в последней его жизни забвение истинной стези, порождающей постижение?

Api ca, mahārāja, bodhisattassa saññāmattaṃ uppajji 'siyā nu kho añño maggo bodhāyā'ti.

But nevertheless there arose, O king, in the Bodisat’s mind the thought: “May there not now be some other way to the wisdom (of a Buddha)?”

Нет, государь, у бодхисаттвы просто появилось соображение: «Другая, должно быть, стезя приведет к просветлению».

Pubbe kho, mahārāja, bodhisatto ekamāsiko samāno pitu sakkassa kammante sītāya jambucchāyāya sirisayane pallaṅkaṃ ābhujitvā nisinno vivicceva kāmehi vicicca akusalehi dhammehi savitakkaṃ savicāraṃ vivekajaṃ pītisukhaṃ paṭhamaṃ jhānaṃ upasampajja vihāsi - pe - catutthaṃ jhānaṃ upasampajja vihāsī"ti.

And already before that, O king, when he was only one month old, when his father the Sakya was at work (ploughing), the Bodisat, placed in his sacred cot for coolness under the shade of the jambu tree, sat up crosslegged, and putting away passion, free from all evil conditions of heart, he entered into and remained in the first Ghāna—a state of joy and ease, born of seclusion, full of reflection, full of investigation, and so into the second, and so into the third, and so into the fourth Ghāna.’

Ведь еще прежде, государь, когда шакья, его отец, пахал в поле760, а сам бодхисаттва, бывший тогда месячным младенцем, лежал под гвоздичным деревом в прохладной тени, он сел, скрестил ноги, отстранил утехи, отстранил неблагие дхармы, взошел на сопровождавшуюся задумыванием и продумыванием, порожденную различением, радостную и приятную первую ступень созерцания и начал на ней движение761; тогда же он поднялся до четвертой ступени созерцания.

"Sādhu, bhante nāgasena, evametaṃ tathā sampaṭicchāmi, ñāṇaṃ paripācento bodhisatto dukkarakārikaṃ akāsī"ti.

‘Very good, Nāgasena! That is so, and I accept it as you say. It was whilst he was bringing his knowledge to maturity that the Bodisat underwent the penance.’

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен. Бодхисаттва взял на себя претрудный труд, стремясь достичь зрелости знания.