|
8."Bhante nāgasena, ye te ahesuṃ tikicchakānaṃ pubbakā ācariyā seyyathidaṃ, nārado dhammantarī [dhanvantarī (?)] aṅgiraso kapilo kaṇḍaraggi sāmo atulo pubbakaccāyano, sabbepete ācariyā sakiṃ yeva roguppattiñca nidānañca sabhāvañca samuṭṭhānañca tikicchañca kiriyañca siddhāsiddhañca sabbaṃ taṃ [santaṃ (ka.)] niravasesaṃ jānitvā 'imasmiṃ kāye ettakā rogā uppajjissantī'ti ekappahārena kalāpaggāhaṃ karitvā suttaṃ bandhiṃsu, asabbaññuno ete sabbe, kissa pana tathāgato sabbaññū samāno anāgataṃ kiriyaṃ buddhañāṇena jānitvā 'ettake nāma vatthusmiṃ ettakaṃ nāma sikkhāpadaṃ paññapetabbaṃ bhavissatī'ti paricchinditvā anavasesato sikkhāpadaṃ na paññapesi, uppannuppanne vatthusmiṃ ayase pākaṭe dose vitthārike puthugate ujjhāyantesu manussesu tasmiṃ tasmiṃ kāle sāvakānaṃ sikkhāpadaṃ paññapesī"ti?
|
‘Venerable Nāgasena, those who were teachers of the doctors in times gone by—Nārada, and Dhammantari, and Aṅgīrasa, and Kapila, and Kaṇḍaraggisāma, and Atula, and Pubba Kaccāyana —all these teachers knowing thoroughly, and of themselves, and without any omission, the rise of disease and its cause and nature and progress and cure and treatment and management —each of them composed his treatise en bloc, taking time by the forelock, and pointing out that in such and such a body such and such a disease would arise. Now no one of these was omniscient. Why then did not the Tathāgata, who was omniscient, and who knew by his insight of a Buddha what would happen in the future, determining in advance that for such and such an occasion such and such a rule would be required, lay down the whole code of rules at once; instead of laying them down to his disciples from time to time as each occasion arose, when the disgrace (of the wrong act) had been already noised abroad, when the evil was already wide spread and grown great, when the people were already filled with indignation?’
|
Почтенный Нагасена, жившие в древности наставники врачей, а именно Нарада, Дханвантари, Ангираса, Капила, Кандарагнишьяма, Атула, восточный Катьяяна732 – все эти наставники раз и навсегда познали все о возникновении болезней, их причинах, природе, о выздоровлении, лечении, назначениях, показаниях и противопоказаниях – «всего тело может болеть столькими-то болезнями» – и мастерски, одним ударом покончили с этим делом: составили руководства. Все они притом не всеведущи. Почему же Татхагата, будучи всеведущ, не познал грядущего своим просветленным знанием: «По такому-то случаю придется ввести такое-то правило поведения», не подразделил все так и не ввел все правила поведения разом? Почему правила поведения он вводил для слушателей от случая к случаю, когда позор делался очевиден, проступок оказывался явным и общеизвестным, а народ роптал733?
|
|
|
"Ñātametaṃ, mahārāja, tathāgatassa 'imasmiṃ samaye imesu manussesu sādhikaṃ diyaḍḍhasikkhāpadasataṃ paññapetabbaṃ bhavissatī'ti, api ca tathāgatassa evaṃ ahosi 'sace kho ahaṃ sādhikaṃ diyaḍḍhasikkhāpadasataṃ ekappahāraṃ paññapessāmi, mahājano santāsamāpajjissati 'bahukaṃ idha rakkhitabbaṃ, dukkaraṃ vata bho samaṇassa gotamassa sāsane pabbajitu'nti, pabbajitukāmāpi na pabbajissanti, vacanañca me na saddahissanti, asaddahantā te manussā apāyagāmino bhavissanna-ti uppannuppanne vatthusmiṃ dhammadesanāya viññāpetvā pākaṭe dose sikkhāpadaṃ paññapessāmī"'ti.
|
‘The Tathāgata, O king, knew very well that in fulness of time the whole of the hundred and fifty Rules would have to be laid down to those men. But the Tathāgata, O king, thought thus: “If I were to lay down the whole of the hundred and fifty Rules at once the people would be filled with fear , those of them who were willing to enter the Order would refrain from doing so, saying, ‘How much is there here to be observed! how difficult a thing is it to enter religion according to the system of the Samaṇa Gotama’—they would not trust my words, and through their want of faith they would be liable to rebirth in states of woe. As occasion arises therefore, illustrating it with a religious discourse, will I lay down, when the evil has become manifest, each Rule.” ’
|
– Татхагата знал, государь, что для тогдашних людей в тогдашних условиях придется ввести полтораста с лишним734 правил поведения. Татхагата тогда так подумал: «Если я разом введу все полтораста с лишним правил поведения, то многие поддадутся страху: «Очень уж много всего соблюдать надо! Трудно блюсти послушание в Завете шрамана Готамы! » И хотеть пострижения будут, а не постригутся, и словам моим не поверят. Без веры же люди будут скатываться в дурные уделы. Лучше я буду вводить правила поведения от случая к случаю, когда проступок будет очевиден».
|
|
|
"Acchariyaṃ, bhante nāgasena, buddhānaṃ, abbhutaṃ, bhante nāgasena, buddhānaṃ, yāva mahantaṃ tathāgatassa sabbaññutañāṇaṃ, evametaṃ, bhante nāgasena, suniddiṭṭho eso attho tathāgatena, 'bahukaṃ idha sikkhitabba'nti sutvā sattānaṃ santāso uppajjeyya, ekopi jinasāsane na pabbajeyya, evametaṃ tathā sampaṭicchāmī"ti.
|
‘A wonderful thing is it in the Buddhas, Nāgasena, and a most marvellous that the omniscience of the Tathāgata should be so great. That is just so, venerable Nāgasena. This matter was well understood by the Tathāgata—how that hearing that so much was to be observed, men would have been so filled with fear that not a single one would have entered religion according to the system of the Conquerors. That is so, and I accept it as you say.’
|
– Необычайно это у просветленных, почтенный Нагасена, чудесно это у просветленных! Сколь же велико всеведущее знание Татхагаты! Да, это так, почтенный Нагасена. Отлично преподал Устав Татхагата. Прослышали бы люди: «Очень уж много всего соблюдать надо!» – поддались бы страху, так никто бы не принял послушания в Завете Победителя. – Да, это так; я с этим согласен.
|
|